Из пушки на Луну - Страница 3

К оглавлению

3

— Нелепые! — заключил Том Гентер, строгая широким ножом ручку своего кресла. — Итак, нам остается только сажать табак или очищать китовый жир!

— Как! — воскликнул Мастон громовым голосом. — Мы состаримся и умрем, не употребив последних лет нашей жизни на усовершенствование огнестрельных орудий? Нам не представится случая испытать дальность наших выстрелов? Воздух не озарится более огнем наших пушек? Вы забываете всегда возможные международные затруднения, которые позволят нам объявить войну какой-нибудь заатлантической державе! Неужто французы не потопят ни одного нашего корабля? Неужто англичане не нарушат когда-нибудь международного права, — ну, например, не повесят трех-четырех наших земляков?

— Нет, Мастон, — ответил полковник Блемсбери, — не выпадет нам такое счастье! Не случится ни одного инцидента, а если и произойдет, мы не сумеем им воспользоваться. Национальное чувство в Соединенных штатах слабеет с каждым днем; скоро все мы сделаемся бабами!…

— Правда, наше правительство совсем лишено национального самолюбия. Мы зачастую унижаемся перед другими государствами! — добавил Билсби.

— Больше того — нас унижают! — заключил Том Гентер.

— Истинная правда! — подхватил с новою силою Мастон. — В воздухе носятся тысячи поводов к войне, которыми не хотят воспользоваться! Наше правительство заботится об экономии ног и рук у людей, которые не знают, что им делать с этими руками и ногами. И ведь незачем далеко искать повода к войне: разве Северная Америка раньше не принадлежала англичанам?

— Без сомнения, принадлежала! — воскликнул Том Гентер, яростно размешивая угли в камине концом своего костыля.

— Ну, — прибавил Мастон, — так почему же Англии, в свою очередь, не принадлежать американцам?

— Вот это правильно! — воскликнул полковник Блемсбери. — Совершенно правильно!

— А пойдите, предложите это президенту Соединенных штатов! — прокричал Мастон. — Как он вас примет, а?

— Плохо примет! — процедил Билсби сквозь свои черные зубы, уцелевшие от войны.


— Так пусть он, — продолжал Мастон, — на следующих выборах не рассчитывает на мой голос, клянусь честью!…

— И наши ему не достанутся! — дружно подтвердили остальные воинственные инвалиды.

— Ну, а пока, — сказал Мастон в заключение, — если мне не предоставят возможности испытать мою новую мортиру на настоящем поле сражения, я выхожу из членов Пушечного клуба и уезжаю из Балтиморы. Лучше похороню себя заживо в саваннах.

— И мы последуем за вами! — подхватили товарищи воинственного секретаря Пушечного клуба.

Таково было положение дел в клубе. Брожение умов делалось все сильнее, клубу грозила уже опасность распадения. Но одно совершенно неожиданное событие предотвратило катастрофу.

На другой день после описанной беседы члены клуба получили следующее циркулярное письмо:


«Балтимора, 3 октября. Председатель Пушечного клуба имеет честь уведомить своих сочленов, что на общем собрании 5-го числа текущего месяца он сделает сообщение, способное возбудить у них весьма сильный интерес. Вследствие этого он покорнейше просит членов клуба пожертвовать своими очередными делами и пожаловать на это заседание. С весьма сердечным приветом ваш Импи Барбикен, П. П. К.». Последние буквы означали: «Председатель Пушечного клуба».

ГЛАВА II

Сообщение председателя Барбакена

5 октября, в восемь часов вечера, густая толпа теснилась в залах клуба. Все без исключения члены клуба, проживавшие в Балтиморе, сочли долгом явиться на приглашение своего председателя. Иногородные делегаты выходили десятками и сотнями из курьерских поездов, прибывавших в Балтимору. Зал для общих собраний, несмотря на его обширность, не в состоянии был вместить всех, стремившихся попасть на заседание. Люди толпились в соседних залах и в коридорах, заняли даже почти половину наружного двора. Ворота и решетки клуба окружала огромная толпа «посторонних лиц»: всякий старался пробраться вперед, чтобы скорее узнать что-нибудь о важном сообщении председателя. Граждане подталкивали друг друга, нажимали, протискивались энергично сквозь ряды.

Иностранец, который в этот вечер очутился бы в Балтиморе, не проник бы в центральный зал Пушечного клуба ни за какие деньги; в дни общих собраний никто из посторонних не имел права входа в него; даже наиболее значительные в городе лица и местные власти должны были стоять в толпе на дворе клуба и ловить на лету сообщения, которые время от времени передавались из внутренних комнат.

Огромный зал клуба представлял замечательно интересное зрелище. Это обширное помещение было удивительно хорошо приспособлено для своего назначения. Легкий его потолок — точно кружево из штампованных железных украшений — держался на высоких колоннах из правильно сложенных пушечных стволов; устоями для этих колонн служили громадные и толстые мортиры. Стены были живописно украшены затейливыми узорами из мушкетов, ружей, штуцеров и всякого другого огнестрельного оружия, старинного и новейшего. Газовое пламя лилось из тысячи револьверов, сгруппированных отдельными люстрами, из целых снопов соединенных между собою пистолетов, из огромных связок оружия. При этом изумительном освещении эффектно выделялись коллекции Пушечного клуба: модели пушек, образцы бронзы и стали, простреленные мишени, металлические доски, пробитые снарядами, кучи ядер, гирлянды гранат.

Чрезвычайно художественно сгруппированные, коллекции эти производили впечатление скорее декоративных принадлежностей, чем устрашающих орудий смерти.

3