Из пушки на Луну - Страница 35

Не успел якорь опуститься до песчаного дна, как уже несколько сот лодок и шлюпок окружили «Атланту». Со всех сторон на пароход начали взбираться любопытные. Барбикен первым вскочил на палубу и крикнул голосом, в котором звучало волнение:

— Мишель Ардан?

— Здесь! — крикнул в ответ человек, стоявший на юте.

Не ответив ни слова, Барбикен скрестил руки и вопрошающим взглядом жадно впился в пассажира.

Это был человек лет сорока двух, большого роста, но уже сутуловатый, подобно кариатидам, которые на своих плечах поддерживают балконы. Большая голова украшалась копной волос огненного цвета, точно львиной гривой. Короткое, широкое в висках лицо, с оттопыренными щетинистыми усами и маленькими пучками желтоватых волос на щеках, круглые, близорукие и несколько блуждающие глаза придавали его физиономии нечто хищное, кошачье. Но смелая линия носа, добродушное выражение губ, высокий лоб, изборожденный морщинами, как поле, которое никогда не отдыхает, обличали в нем умного и образованного человека.

Наконец, сильно развитое туловище, крепко и прямо поставленное на длинных ногах, мускулистые и сильные руки, решительная походка дали бы технику-металлургу повод сказать, что этот европеец — здоровенный малый, которого природа скорее выковала, чем отлила.

Чтобы закончить описание внешнего облика пассажира «Атланты», необходимо отметить его широкую, но хорошо на нем сидевшую одежду, — на его пальто и брюки пошло столько сукна, что Мишель Ардан называл себя «смерть драпу», — его слабо завязанный галстук, его свободно открытый воротничок, его крепкую шею и его всегда расстегнутые манжеты, сквозь которые выставлялись жилистые руки с лихорадочно подвижными пальцами. Чувствовалось, что даже в самый сильный мороз этому человеку не холодно, а душа его недоступна холоду даже в минуту крайней опасности.

Даже на палубе «Атланты» он ни минуты не оставался в покое: двигался среди толпы вперед и назад, постоянно разговаривая, постоянно жестикулируя, то и дело нервно грызя ногти, беседуя со всеми и обращаясь почти ко всем на «ты».

Это был один из редких оригиналов.

Действительно, духовная сторона личности Мишеля Ардана представляла широкое поле для психологических наблюдений и анализа. Этот удивительный человек жил постоянно в области преувеличений, мыслил только увеличенными образами и превосходными степенями: все предметы рисовались на сетчатке его глаза в необычайных размерах. Отсюда беспрестанно создавались ассоциации больших и смелых идей: все представлялось ему в преувеличенном виде, — он не переоценивал лишь препятствия, опасности и… людей.

В общем это была богатая натура; художник по инстинкту, тонкий, остроумный спорщик. Он избегал непрерывного фейерверка острот и шуток, зато метко стрелял словом, нанося словесные удары с ловкостью искусного фехтовальщика. В спорах он мало заботился о логике и о формально правильных построениях, зато ударял противника прямо в грудь такими своеобразными доводами, перед которыми оставалось только пасовать; он любил отстаивать самые трудные, почти безнадежные положения.

У него были свои странности. Так, подобно Шекспиру, он любил называть себя невеждой и кичился тем, что презирает профессиональных ученых. По его мнению, это люди, которые «намечают лишь точки вместо того, чтобы итти прямо к цели». Настоящий цыган, кочующий по странам чудес, склонный к приключениям, но не искатель приключений, и более чем далекий от искания наживы, он при всем том ничего не имел общего с типом фразера или чудака-краснобая: свои слова он отстаивал делом, всегда готов был заплатить за них своею личностью, своею жизнью. Он постоянно бросался в самые отчаянные предприятия, всегда готов был сжечь свои корабли, во всякий час рисковал сломать себе шею и тем не менее снова вставал на ноги, подобно игрушечному ваньке-встаньке; до сих пор, по крайней мере, он благополучно выбирался из самых трудных положений, из самых опасных приключений.

Одним словом, его девиз был: «Во что бы то ни стало достичь цели!» Страсть к невозможному была руководящей его страстью, главной, отличительной чертой характера.

Но доблести Мишеля Ардана имели свою изнанку. «Кто не рискует, тот не выигрывает», гласит старая поговорка. Мишель Ардан не раз рисковал, но ничего не приобретал в смысле материальных благ. Об удивительном его бескорыстии ходило много рассказов: порывы его добрейшего сердца по своей внезапности и силе не уступали смелости идей его горячей головы. Совершенно бескорыстный, он готов был отдать каждому свои последние деньги, и, если бы понадобилось, он продался бы в рабство, чтобы выкупить раба. Необычайно смелый, он был в такой же степени и великодушен: не знал чувства мести и простил бы злейшего врага, если бы отказ от прощения был равносилен смертному приговору над этим врагом.

Во Франции и в Европе очень многие знали этого блестящего и беспокойного человека, или, по крайней мере, многие о нем слыхали. Он невольно заставлял газеты постоянно писать о нем. Ни от кого не было у него тайн, все знали мельчайшие подробности его жизни, точно стены его квартиры были из прозрачного стекла.

У Мишеля Ардана было, конечно, множество друзей, но он мог бы похвалиться и богатой коллекцией врагов из тех людей, которых он обижал, задевал, опрокидывал в своих стремлениях итти напролом для достижения цели или к осуществлению правого дела.

Все же в общем это был любимец общества, и к нему относились, как к избалованному ребенку. Мирились с его причудами; брали его, каков он есть; все интересовались его смелыми предприятиями и с участием, с тревогой следили за его судьбой. Когда иной приятель старался уговорить его, удерживая от опасного шага, предсказывая близкую гибель, Мишель Ардан с улыбкой отвечал, что «лес сгорает только от собственных деревьев», то есть одной из наиболее красивых арабских пословиц, происхождения которой он, впрочем, не знал.