Эта простецкая манера говорить и доказывать, видимо, очень нравилась собранию; к тому же Мишель Ардан говорил с полным убеждением, с сильным и увлекательным подъемом. Он чувствовал, что аудитория жадно ловит его слова, и продолжал с восхитительной уверенностью:
— Так вот, друзья мои, и это расстояние от Нептуна до Солнца — сущие пустяки, если сравнить его с отдаленностью звезд. Тут уже считать на тысячи и миллионы лье не приходится. Тут новая ошеломляющая нумерация: за единицу нужно брать биллионы. Прошу извинения, что вдаюсь в эти подробности, но для нас они имеют животрепещущий интерес. Послушайте и потом судите! Звезда Альфа в созвездии Центавра, самая близкая к Земле звезда, удалена на 10 биллионов лье, Сириус — на 20 биллионов лье, Альфа в созвездии Дракона — на 40 биллионов лье, а другие звезды еще дальше. Стоит ли после этого задумываться о расстояниях между планетами и Солнцем? И можно ли утверждать, что такие расстояния далеки от нуля? Ошибка! Обман чувств! Знаете, что я думаю об этом мире, который начинается лучезарным Солнцем и кончается Нептуном? Хотите знать мою теорию? Она очень простая! Для меня солнечный мир есть тело твердое и однородное; планеты, которые его составляют, теснят друг друга, соприкасаются, почти прилипают друг к другу; пространства между ними — не что иное, как те промежутки, которыми отделяются друг от друга частички самых плотных металлов — серебра или железа, золота, платины. Поэтому я вправе утверждать, и я повторяю с твердым убеждением, которое, надеюсь, разделяете и вы: «расстояние» есть пустое слово, расстояния, собственно, не существует!
— Ловко сказано! Браво! Ура! — единодушно восклицала вся аудитория, наэлектризованная убедительным голосом оратора, его сильными жестами и смелостью идей.
— Правильно! — кричал Мастон более энергично, чем все остальные. — Расстояния не существует!
И, увлеченный силой своей жестикуляции, он чуть не потерял равновесия. Еще немного, и он упал бы с эстрады на землю. Но он кое-как удержался, избежав падения, которое доказало бы ему, весьма осязательно и грубо, что расстояние не совсем пустое слово.
Тем временем Мишель Ардан продолжал с прежним увлечением:
— Друзья мои, я думаю, что этот вопрос нужно теперь считать исчерпанным. Если я не всех вас убедил, то это моя вина. Я был слишком робок в своих доказательствах, я не привел еще самых сильных доводов, а этому причина — недостаточность моих теоретических познаний. Как бы то ни было, я повторю, что расстояние от Земли до Луны весьма незначительно и не заслуживает того, чтобы серьезный человек о нем много думал. Я даже полагаю, что не будет большого преувеличения, если я скажу, что скоро будут ходить целые поезда, составленные из пушечных бомб или бомб-вагонов, в которых будет очень удобно путешествовать от Земли до Луны. Не будет ни толчков, ни стуков, ни схода с рельсов — никаких крушений; поезда прямо полетят стрелой на станцию, как летают пчелы. Не пройдет, быть может, и 20 лет, как половина жителей Земли перебывает на Луне!
— Ура! Мишель Ардан, ура! — воскликнули все, даже наименее убежденные.
— Ура Барбикену! — крикнул в ответ Мишель Ардан. — Ему мы обязаны почином великого дела!
Это громогласное признание заслуг Барбикена произвело великолепное впечатление на аудиторию. Снова раздались долгие и единодушные приветствия по адресу Мишеля Ардана.
— Теперь, друзья мои, — продолжал Ардан, — вы, быть может, хотите задать мне несколько вопросов? Пожалуйста! Хотя и нелегко будет мне, профану, ответить на ваши замечания, все же я постараюсь…
До сих пор Барбикен был, по-видимому, очень доволен общим ходом беседы. Ардан толковал о более или менее теоретических, отвлеченных вопросах и благодаря своему горячему воображению блестяще их излагал. Но надо было отвлечь Ардана, а также аудиторию от вопросов чисто практических, в которых Ардану было бы, конечно, труднее разобраться. Поэтому Барбикен поспешил взять слово и спросил своего нового друга, что он думает относительно обитаемости Луны и вообще планет солнечной системы.
— Ты мне ставишь большую и нелегкую задачу, достойный мой председатель! — ответил оратор с любезнейшей улыбкой. — Однако, насколько помнится, на этот вопрос отвечали утвердительно люди большого ума. Но, друг Барбикен, я отвечу на твой вопрос другим вопросом: можно ли допустить, чтобы миры, или планеты, и другие небесные тела никогда не были обитаемы? И я смело отвечаю: «Нет!» Я утверждаю, что все миры или теперь обитаемы, или раньше были обитаемы, или будут обитаемы впоследствии.
— Правильно! Отлично! — воскликнули первые ряды слушателей, дававшие тон всему собранию; их мнение, по необходимости, получало силу закона для остальных, которые могли быть только зрителями, но не слушателями речи Ардана.
— Нельзя было бы ответить более правильно и логично, — согласился председатель Пушечного клуба. — Вопрос сводится к следующему: «Могут ли быть миры вообще обитаемы?» Что касается меня лично, я склонен это признать.
— А я вполне в этом убежден, — отвечал Ардан.
— Однако, — заметил один из членов собрания, — существуют сильные возражения против обитаемости миров. Во всяком случае, необходимо признать, что для большинства планет условия жизни, то есть условия существования организованных, одушевленных и мыслящих, подобно людям, существ, весьма значительно разнятся от соответствующих условий на Земле. Поэтому, ограничиваясь даже одними планетами, можно сказать, что на планетах, очень далеких от Солнца, живые существа должны мерзнуть и даже замерзнуть, а на других всегда такая жара, что существа, подобные людям, не в состоянии ее выносить: на таких близких к Солнцу планетах они должны изжариться.