— А может быть, это от избытка скорости? — снова спросил Николь. — Ведь помните, мы высчитывали, что начальная скорость была гораздо больше той, какую предполагали в обсерватории.
— Нет, нет! Сто раз нет! — завопил Барбикен. — Нет! Тут должно быть уклонение. Мы просто уклонились от прямого пути.
— Но почему?
— Этого я не знаю!…
— Ну, Барбикен, — горячо вступился Мишель, — хочешь, я скажу тебе свое мнение о причине такого уклонения?
— Говори.
— Не дал бы я и полдоллара, чтоб знать эту причину! Мы свернули с надлежащей колеи — это факт. Куда несет нас — это еще не так важно! Все это, наконец, мы очень скоро увидим. Мы летим чорт знает куда, в беспредельное пространство, а кончится все это тем, что мы попадем в какой-нибудь центр притяжения! Вот и все!
Равнодушие Ардана не могло успокоить Барбикена. И не потому, чтоб его тревожило неизвестное будущее — вовсе нет! Ему только хотелось во что бы то ни стало докопаться до причины уклонения снаряда с намеченного пути.
Снаряд между тем продолжал подвигаться боком к Луне, а за ним и вся свита выкинутых из него вещей. По выдающимся точкам Луны Барбикен мог даже определить, что только восемь тысяч километров отделяют их от Луны и что скорость снаряда почти перестала изменяться. Это было новым доказательством, что они не падают отвесно на Луну.
Однако хотя прежняя скорость все еще брала верх над лунным притяжением, линия пути снаряда, видимо, приближалась к лунному диску, и можно было еще надеяться, что сила тяготения все-таки возьмет свое и заставит снаряд упасть на Луну.
Приятели за неимением более важного дела продолжали заниматься наблюдениями. Все рельефы земного спутника сливались при ярком блеске солнечных лучей.
Так смотрели они на Луну через боковые отверстия до восьми часов вечера. Луна увеличилась до того, что закрыла собою половину небесной сферы. Солнце — с одной стороны, Луна — с другой заливали снаряд светом.
В это время Барбикен, по разным соображениям, заключил, что не больше трех тысяч километров отделяют снаряд от Луны.
Он не переставал искать разрешения своей задачи. Снаряд явно приближался к Луне, но было очевидно и то, что он ее не достигнет. Расстояние, на котором снаряд пройдет мимо Луны, будет зависеть от совокупного действия сил, которыми обусловливалось его движение.
— Только одного хочу, — повторял Мишель: — подойти так близко к ней, чтобы проникнуть во все ее тайны!
— Пусть же проклята будет причина, заставившая наш снаряд уклониться с пути! — воскликнул Николь в негодовании.
— Да будет же проклят, — возразил Барбикен, словно пораженный какой-то мыслью, — проклят тот болид, который мы встретили на пути!
— Что? — переспросил Ардан.
— Что вы хотите этим сказать? — воскликнул Николь.
— Хочу сказать, — продолжал Барбикен убедительным тоном, — что нашим уклонением мы обязаны исключительно встрече с этим блуждающим телом.
— Но ведь оно не коснулось нас! — заметил Мишель.
— Это еще ничего не значит. Масса его, в сравнении с нашим 4снарядом, громадна, и его притяжения было достаточно, чтоб изменить наш путь.
— Но это ничтожное влияние! — возразил Николь.
— Как оно ни ничтожно, — ответил Барбикен, — на расстоянии 300 тысяч километров довольно и такого, чтобы мы пролетели мимо Луны.
Барбикен, очевидно, нашел единственную сколько-нибудь вероятную причину. Только она одна могла повлечь за собою отклонение снаряда от надлежащего направления. Но какие же отсюда последствия? Смелая попытка, совершенно случайным образом, должна была кончиться неудачей, и если снова не произойдет чего-нибудь необычайного со снарядом, то попасть на Луну не будет никакой возможности.
Пройдут ли они, по крайней мере, в таком от нее расстоянии, чтобы разрешить некоторые научные вопросы, никем еще не решенные? Вот что главным образом занимало наших путешественников в настоящую минуту. О своем будущем они и думать не хотели. А между тем и над этим стоило призадуматься: что с ними будет среди беспредельных пустынь, если не станет воздуха, необходимого для поддержания жизни? Еще несколько дней — и они задохнутся в снаряде, который несся теперь в неизвестное. Но эти несколько дней казались им веками, и они посвятили все драгоценное время своим наблюдениям над Луной, на которую они уже не рассчитывали попасть.
Вся поверхность Луны сияла и горела, как расплавленное серебро, ослепляя глаза. Расстояние снаряда от Луны очень быстро уменьшалось: скорость ядра, хотя и сделалась меньше первоначальной, но все-таки превосходила в восемь или девять раз ту скорость, какую имеют экстренные поезда железных дорог. Снаряд имел косое направление, и это подавало Ардану некоторую надежду коснуться хоть какого-нибудь места на лунном диске. Он никак не мог помириться с тем, что снаряд туда не попадет, и непрерывно твердил свое. Барбикен, со своей стороны, не переставал убеждать его в противном.
— Нет, Мишель, нет! Попасть на Луну мы можем, только падая на нее, а ведь мы не падаем. Мы находимся под влиянием двух сил: центростремительной, которая притягивает нас к Луне, и центробежной, которая старается нас от нее удалить.
Слова эти сказаны были таким убедительным тоном, что Мишель больше не возражал.
Снаряд направлялся к северному полушарию Луны, которое на лунных картах помещают снизу, ибо эти карты вообще снимаются с изображения, доставляемого телескопами, а в них рассматриваемые предметы отражаются в перевернутом виде. Одна из таких карт — Бэра, и Мэдлера — в настоящую минуту лежала перед глазами Барбикена. Северное полушарие представляло обширные равнины, на которых всюду торчали отдельные горы.