Председатель Пушечного клуба не мог удержаться от смеха, услышав такой шуточный пример. Затем он снова продолжал развивать теорию теплоты.
— Да, при таком столкновении с нашим снарядом случилось бы то же, что и с пулей, которая, при весьма большой скорости движения, ударилась бы в металлическую доску: она от этого удара нагреется и тут же упадет; здесь ты опять видишь, что движение превращается в теплоту. Снаряд наш при ударе сразу потерял бы всю скорость своего движения; вследствие этого развилась бы теплота, способная расплавить его в одно мгновение.
— А что, если б Земля вдруг прекратила свое поступательное движение? — спросил Мишель.
— Ее температура повысилась бы до такой степени, что планета тотчас обратилась бы в пар.
— Вот это мило! — вскрикнул Мишель. — Это самое лучшее средство покончить с Землей.
— А если бы Земля упала на Солнце? — спросил Николь.
— Это несколько сложнее, — ответил председатель, — но и на этот случай производились вычисления; оказалось, что развилась бы теплота, которую могут породить при своем сгорании 1600 шаров из угля, по объему равных каждый земному шару. Теперь, друзья мои, вам понятно, — продолжал Барбикен, — что всякое прерванное движение порождает теплоту. На основании этой теории есть возможность допустить, что солнечная теплота поддерживается болидами, которые беспрестанно падают на поверхность Солнца, подобно граду.
— А какова теплота, доставляемая Солнцем? — спросил Мишель.
— Если бы Солнце окружить слоем угля толщиною в 27 километров и этот слой зажечь, то получилась бы теплота, какую мы теперь получаем от Солнца. Теплота эта так велика, что ею можно в один час вскипятить 2 миллиарда 900 миллионов кубических мириаметров воды, — добавил Барбикен.
— Как же она нас не изжарит? — вскрикнул Мишель.
— Не может изжарить, во-первых, потому, что атмосфера, окружающая земной шар, поглощает четыре десятых солнечной энергии, а во-вторых, теплота, принимаемая Землею, составляет не более одной двухмиллиардной доли солнечного тепла.
— Да, — сказал Мишель, — мы не только дышим атмосферой, но она же и предохраняет нас: без нее мы сразу бы изжарились.
— На Луне-то, кажется, нас не то ожидает, — сказал Николь печальным тоном.
— Это почему? — вскрикнул отчаянный Мишель. — Уж если там живет кто-нибудь, то чем-нибудь он там дышит. Если, наконец, там и никого нет, все-таки, я думаю, на нас троих кислорода хватит. Его можно будет найти, например, где-нибудь в ущельях, куда он мог опуститься. Ну, мы не будем карабкаться на горы — экая важность!
Сказавши это, он встал и направился к окну рассматривать лунный диск, сиявший ослепительным блеском.
— Чорт возьми, — вскрикнул он, — а ведь там, кажется, не на шутку жарко теперь!
— Не говоря уже о том, — прибавил Николь, — что день там равняется 360 часам.
— Зато и ночи такие же длинные, — сказал Барбикен.
— Чудесная сторонка, что и говорить! — сказал Мишель. — Мне бы очень хотелось поскорее до нее добраться! Эх, любезные товарищи, а ведь и вправду это очень курьезно: Землю иметь луною, видеть, как она поднимается на горизонте, распознавать очертания ее материков и говорить друг другу: «Вот наша Америка, а вот Европа», потом проследить, как она стушевывается в солнечных лучах. Кстати, бывают лунным жителям видны затмения?
— Да, они могут наблюдать солнечные затмения, — ответил Барбикен, — именно в тот момент, когда центры Солнца, Луны и Земли придутся на одной прямой линии, и притом так, чтобы Земля была в середине.
— А скажите, пожалуйста, который час? -спросил Ардан,
— Три часа, — ответил Николь.
— Как незаметно проходит время в таких ученых беседах! — сказал Мишель. — Я чувствую, что становлюсь кладезем знаний!
Сказавши это, он влез наверх, «чтобы лучше наблюдать Луну», как он выразился. Товарищи его в это время глядели в нижнюю раму, — там не видно было ничего нового.
Ардан через несколько минут снова спустился вниз и, подойдя к боковому окну, вдруг вскрикнул от изумления.
— Что случилось? — спросил Барбикен. Председатель Пушечного клуба поспешно подошел к окну, и глазам его представилось что-то вроде сплющенного мешка, который несся снаружи, в нескольких метрах от снаряда. Мешок, казалось, висел неподвижно, как и снаряд, из чего можно было заключить, что в действительности он летел с такою же скоростью, как и снаряд.
— Что это там за штука? — спросил Ардан. — Может быть, это одно из маленьких тел, находящихся постоянно в пространстве, и наш снаряд захватил его силою своего притяжения? Что же, «это» будет провожать нас до самой Луны?
— Меня одно удивляет, — сказал Николь, — как это тело может лететь, нисколько не отставая от нас?
— Николь, — сказал Барбикен после некоторого молчания, — я не знаю, что это за тело, но могу вам объяснить, почему оно держится на одном уровне с нашим снарядом.
— Очень рад вас послушать.
— Видите ли, мой милый капитан, мы теперь несемся в безвоздушном пространстве, или, проще говоря, в пустоте, а известно, что в пустоте все тела падают или взлетают (это одно и то же) с одинаковой скоростью. Скорость эта нисколько не зависит ни от формы тела, ни от его веса. В воздухе же другое дело: сопротивление воздуха служит причиною того, что одни тела падают в нем скорее, другие — медленнее. Если, например, посредством воздушного насоса выкачать воздух в длинной стеклянной трубе, то тела, опускаемые с одного ее конца, — будь то легкие пушинки или мелкие кусочки свинца, все упадут на дно трубы одновременно, то есть будут двигаться с одинаковой скоростью.