— Совершенно справедливо, — сказал Николь. — Значит, все, что бы мы ни выкинули из снаряда, будет лететь вместе с нами до самой Луны.
— Какие же мы колпаки! — вскрикнул Мишель.
— Это ты за что же так нас честишь? — спросил Барбикен.
— А за то, что мы не догадались наполнить наш вагон полезными предметами: книгами, инструментами, орудиями. Мы теперь могли бы это выкинуть, и все мчалось бы вместе с нами. Прекрасная мысль пришла мне в голову: почему бы нам самим не прогуляться на свободе, как этот болид? Ведь можно же броситься в пространство через какое-нибудь из окон. А то в этом вагоне — словно в тюрьме! Какое, должно быть, наслаждение — чувствовать, что висишь этак в пространстве! Чорт возьми, каждая птица может позавидовать, да и понятно: тут крыльями размахивать не надо, просто летишь себе, да и только!
— Замечтался, любезнейший! — сказал Барбикен. — А чем бы ты стал дышать?
— И то правда! Проклятый воздух, его ведь тут, как нарочно, и нет!
— А если бы он и был, ты бы сразу замерз.
— Выходит, что мысль, которая осенила мою голову, сущая чепуха?
— С этим нельзя не согласиться.
— Значит, взаперти-то еще придется посидеть?
— Придется.
— Ба! — закричал неистово Мишель.
— Что случилось? — спросил Николь.
— Я угадал, что за мнимый болид летит рядом с нами!
— Что ж это, по-твоему? — спросил председатель Пушечного клуба.
— Это наш верный Спутник, приятель Дианы!
Стали вглядываться и действительно убедились, что измятый, никем не узнанный сначала, мнимый мешок был труп Спутника: несчастная собака осталась верна своим хозяевам и не покинула их…
Только при необыкновенных условиях можно было наблюдать такое невиданное, странное, но вместе с тем и легко объяснимое явление. Это так заняло наших путешественников, что они ни о чем другом и не говорили в продолжение всего вечера.
Волнение их увеличивалось по мере приближения к цели. Они ожидали чего-то необычайного, ожидали новых явлений и находились в таком настроении, что ничто не могло бы их удивить. Мысли их далеко улетали от снаряда, скорость которого уже значительно ослабела, незаметно для самих пассажиров. Луна с каждой минутой все увеличивалась перед их глазами; иногда казалось, что достаточно протянуть руку, чтобы задеть за нее…
На другой день, 5 декабря, с пяти часов утра все трое были на ногах. Если вычисления были верны, то в этот день должно было закончиться путешествие, самое замечательное и необыкновенное из всех, какие только бывали в древние и новые времена. Да, именно в этот день, ровно в полночь, в самый момент полнолуния, они должны были встретиться с блестящим диском Луны. С самого утра глядели они в окна, озаряемые яркими лучами ночного светила, и приветствовали его радостными криками:
— Ура!
Луна величественно двигалась по звездному небу; еще несколько градусов — и она очутится именно в той точке, где должна произойти встреча. Барбикен говорил, что снаряд упадет в северном полушарии, где всюду тянулись обширные равнины и только изредка попадались горы. Это обстоятельство было чрезвычайно важно, ибо кислород лунной атмосферы, как полагали, должен был находиться в долинах и ущельях.
— Равнина гораздо удобнее для нашей высадки, чем гора, — заметил Ардан. — Житель Луны, которого высадили бы в Европе на Монблане или в Азии на вершине Гималаев, не мог бы еще сказать, что находится на Земле.
— Есть и другое удобство, — прибавил Николь: — если снаряд упадет на плоскую поверхность, он останется на месте, а если где-нибудь на скате горы, то покатится, как мячик, и нельзя ручаться, что мы останемся целы и невредимы. Гора будет нам некстати.
Путешествие все время шло так удачно, что нельзя было сомневаться в успехе смелого предприятия. Председатель Пушечного клуба, однако, почему-то не был спокоен: видимо, его тревожила какая-то мысль, но какая- этого он не говорил товарищам, чтобы прежде времени их не волновать.
Все математические расчеты Кембриджской обсерватории вели к тому, что снаряд должен был попасть в самый центр лунного диска. На самом же деле выходило, что он направляется к северному полушарию; значит, первоначальное направление изменилось, произошло уклонение. Вследствие каких же причин? Барбикен этого разгадать не мог, а главное — не мог определить величины этого уклонения. Он, впрочем, до сих пор разделял со своими товарищами мысль об удобствах высадки в северном полушарии.
Барбикен продолжал очень внимательно производить наблюдения над Луной и, сколько мог, старался исследовать, не изменилось ли направление снаряда. Можно представить себе ужас положения, если бы снаряд, не достигнув цели, вдруг был бы увлечен какой-нибудь силой в межпланетное пространство!
Луна теперь уже не казалась плоским кружком: слегка обозначалась ее выпуклость, и если бы Солнце озарило ее косыми лучами, то очень ясно можно было бы различить высокие горы, зияющие глубины кратеров и причудливые изгибы, испещряющие громадное пространство равнин. Но все это сливалось при ярком солнечном освещении, ускользало от глаз наших наблюдателей. С трудом можно было различить лишь те широкие пятна, которые придают светлому диску Луны подобие человеческого лица.
— Лицо, да и только, — сказал Ардан. — Но я обижен за милую сестру Аполлона: рябовато оно!